Татьяна захлопнула крышку чемодана, поставила его в прихожей и, прежде чем накинуть пальто, решила ещё раз проверить: не забыла ли чего.
Она неторопливо обошла комнаты, оглядывая квартиру, которая уже не казалась ей домом. На кухне Татьяна прислонилась к дверному косяку, и перед глазами вдруг встал тот вечер, когда она впервые ужинала за этим столом. Тогда Дмитрий привёл её знакомиться с матерью. Внутри у Тани бушевало всё сразу — страх, желание понравиться и безумная любовь к Диме, как она его тогда называла.
Но бояться было нечего. Мать Дмитрия, Вера Петровна, приняла Таню как родную. После свадьбы она всегда стояла за неё, особенно когда у Тани что-то не выходило. А поначалу не выходило почти всё. Готовить Таня не умела — в детдоме этому не учили. Да, она была из детдома, но не с рождения. Родители — оба хирурги — погибли в автокатастрофе, когда везли больного из районной больницы. В пять лет Таня осталась с бабушкой, а в десять — не стало и бабушки.
Детдом был не из лучших, но Таня не свернула на кривую дорожку, как многие её ровесницы. После выпуска она пыталась вернуть родительскую квартиру, но выяснилось, что её давно продали. Тогда-то она и встретила Дмитрия. Он помог устроиться на работу, снять комнату у старушки Агафьи, а потом начал ухаживать. Через три месяца сыграли свадьбу. Жили в его трёхкомнатной квартире вместе с Верой Петровной.
Но год назад Веры Петровны не стало — рак, неоперабельный. И Дмитрия словно подменили. Он запил, по ночам пропадал неизвестно где. А вчера Таня видела, как у подъезда он обнимал какую-то девчонку. Она решила поговорить вечером, но он так и не пришёл. Утром, после бессонной ночи, Таня собрала вещи.
Она ещё стояла, перебирая в памяти их жизнь, когда из прихожей раздался хриплый крик. Дмитрий, едва держась на ногах, ввалился в квартиру с той самой девкой — и она, что странно, была трезвая.
— Чего вытаращилась? — рявкнул он. — Собирай манатки и проваливай! Пустышка! Теперь со мной будет жить Верка, она мне детей родит, не то что ты — пустоцвет.
У Тани в груди будто сжалось что-то железное. Она упёрлась в стену, чтобы не рухнуть.
— Не переживай, я уже ухожу.
— Вот и молодец. Чтоб через пять минут тебя здесь не было.
Ей хотелось закричать: «Дима, очнись! Мать бы в гробу перевернулась!» Но Таня промолчала, взяла чемодан и вышла.
Дверь почти захлопнулась, когда донеслось:
— Пойдём, Верка, будем детей делать.
Татьяна зажмурилась, удерживая слёзы. На улице она села в такси.
— Куда едем?
Куда? Она и сама не знала. Вспомнилась Агафья — может, она ещё жива?
Такси остановилось у старого дома. Таня вошла в подъезд, не поднимая глаз, но у дверей её окликнули:
— Таня?
На лавочке сидела Агафья.
— Что случилось, дитятко?
Таня разрыдалась.
— Иди, иди ко мне.
Агафья втянула её в квартиру, усадила за стол, налила чаю.
— Рассказывай.
Таня выдохнула всю историю.
— Любишь его?
— Да.
— Тогда борись.
— Как?
— Пойдём к одной знакомой.
Они пришли к Марфе Семёновне — старухе с пронзительными глазами.
— Дай руки.
Комната потемнела. В воздухе задвигались тени. Таня оцепенела.
— Твой муж под приворотом, — сказала Марфа. — Найди в квартире подклад.
Таня вернулась. Дмитрий спал. Под матрасом она нашла засохшие травы, завернула их в носок и принесла Марфе.
— Завтра придёшь.
На следующий день Марфа дала ей два пузырька:
— Этот — в еду, по пять капель три дня. Этот — в ванну. Сегодня же он придёт в себя.
Таня сделала всё, как велели. Через три дня Дмитрий был другим. Через неделю он сам заговорил о том, что творил.
— Прости меня.
— Просто люби меня, — прошептала Таня.
Прошёл год. Сегодня Татьяну выписывают из роддома. Двойня — мальчик и девочка. Вопреки диагнозу «бесплодие».
Пусть теперь ничто не омрачит их счастье.
