Дедушка обычно возвращался около двух часов. Только она с раннего утра поджидала его и еле сдерживала себя, чтобы не побежать на окраину. Когда почтальон являлся, она ругала его за нерасторопность.
Тот же еле передвигал ноги, через каждые несколько шагов отдыхал, стоял и часто дышал. Не глядя на боль в пояснице, продолжал свой путь, волоча за собой сумку.
Когда он видел девочку, то останавливался напротив. Он знал, что она ждет письмо. Она каждый раз его о нем спрашивала.
Старичок ничего не отвечал. А она считала, что он глуховат. А еще плохо помнит. Думает, что он забыл о письме. Есть ли письмецо, дедуля?
Но на ее вопросы ему нечего было сказать. Он только начинал тяжелее дышать, сглатывал слюну, тряс бородой, сжимал сухие руки, которые покрывали подагрические пятна, а в поблекших глазах блестели слезы и усталость от своей немощи. И ей становилось стыдно.
Стыдилась она и своей молодости, и красивого загара, и короткого сарафана, и отменного здоровья.
Назад она телепала погрустневшая, забывалась и на какой-то момент о следящим за ней мальчиком. Он замечал ее настроение и в очередной раз бледнел.
Но это отнимало немного времени. Она видела состояние сына и старалась переключиться. Начинала веселые домашние дела.
Напевала и мыла окна, натирала полы, стирала шторы, драила зеркала. Надевала купальник и поливала огород. А за водой ходила к озеру. И сын ходил за ней хвостиком.
Местные поговаривали, якобы ранее на этом месте стоял храм, а озеро образовалось в его провалье.
Она купалась в ледяной воде, оставив ведра рядом, а мальчишка бросался вслед за нею. И плыл рядышком, не отставая.
Доплыв до середины, она гребла назад. Набирала воду в ведра и поднималась по склону. Сын догонял ее и брызгался водой, загребая ладошками из ведер. Она хохотала, убегала, кричала от восторга.
Малыш знал, что сердиться мама не умела. После они долго обнимались.
Когда мать надевала свои любимые туфли на высоком каблуке, становилась высокой и стройной. Даже в обычном платьице она выглядела королевой, а он гордо вышивал рядышком — ведь эта красавица была его матерью!
В деревне все смотрели на них любопытно. Как-то раз к мальчику обратился высокий молодой человек. У него были усики и бородка.
- А ты кто? Откуда?
Все окружающие повернулись к ним, а мальчишка прижался к маме.
- Ой, извиняюсь! — произнес мужчина, наклонив голову. — не приметил вас.
Она понимала, что нельзя было ее не заметить.
С тех пор к ним стали наведываться трое парней. Они были геологами, которые гостили в деревушке. Все загорелые, высокие, светловолосые.
Они каждый раз приносили с собой закуску и вино, консервы. Брали с собой гитару и пели до самой ночи. Каждый по очереди играл на гитаре, а потом танцевали с хозяйкой, а малыш слушал их песни.
Мама не забывала о сыне, между танцами подходила к сыну и обнимала. Он радовался гостям, радовался веселью. Но он был тут главным, не смотря на гостей.
То письмецо, которое она так ожидала, принесла внучка почтальона — девчушка лет 15. На тот момент старика не было уже пару дней. И вот явилась эта девочка. Пришла с самого утра.
- Это вам. Дедушка сказал, что очень важно. Чтобы я сразу же вам в руки отдала.
Внучка рассказала, что он сам хотел принести, но плохо себя почувствовал.
И перепоручил ей.
Девчушка болтала без умолку, а сама косилась на платье, которое висело на шкафу. Оно было такого яркого цвета, что даже смотреть было больно!
Но женщина ее уже не слышала и не видела…она быстро вскрыла конверт и достала письмо. Быстрельно пробежала по нему глазами, не дочитав, покраснела и бросилась надевать туфли.
На сам купальник накинула платьице, заметила обеспокоенный взгляд мальчика и растерялась. Села перед ним на колени и сказала:
- Ну вот и все! Поехали.
- Ну же, собирайся. Поторопись!
И стала смотреться в зеркало. Потом сняла платье. Постояла немного, надела другое и стала торопить сына.
Отыскала все новые вещи мальчика, которые в тайне покупала, берегла и теперь достала. Торжественно вручила ему все обновки.
А все старые вещи сложила в большую дорожную сумку вместе с книжками и игрушками.
Пока собиралась, говорила ему:
- Ну же, давай-ка. Как хорошо сидит! И это тоже!
Он все молча выполнял, все ее просьбы. Но делал это безрадостно.
В конце она взяла расческу, расправила его волосы и произнесла:
- Пошли?
Он посмотрел на нее испуганными глазами.
- А как же платье?
- Да ну его. Пусть остается. Я лучше легкий сарафан надену.
Он стал оглядываться на лежащие повсюду вещи. Они лежали повсюду в этом чужом доме в раскрытом чемодане. И все эти банки, склянки, зеркальца.
- Да ну их!
- А куда мы?
- К бабуле. Она ждет нас давно. Блины тебе приготовит. Ты же их любишь?
- А как же ты?
- И я с тобой.
- А после? В город?
- Да.
Он смотрел на нее и стал бледнеть. Каждое лето мама отвозила его к бабушке, а сама уезжала до осени. А он ждал ее и ждал. Она ему только снилась.
И перед каждым таким расставанием он чувствовал себя настолько одиноким, настолько ненужным, несчастным, что опять сердце сжалось от тоски. И не могла унять его слез ни бабушка, которая любила своего внука больше жизни, ни прохладный сад с ароматными ягодами, ни жужжащие пчелы.
Откуда ему было знать, что очень быстро пройдет его детство, пролетят годы, и песни-колыбельные, которые ему пела бабушка, и мать-кукушка, и все детство останется в прошлом. И даже купание в ледяном озере и песни мужчин с игрой на гитаре. Все это станет далеким и уже совсем не важным. Словно ушедший в никуда сон, наполненный тоской и печалью…
